– Нам пока ещё не от чего спасаться. – резко сказал Куница. – Давайте дождёмся следующего утра. Если ничего не произойдёт, я даю слово, что выведу вас из леса.

– До утра ещё много часов. – промолвил Бен.

Выходя из гостиной, Козетта в который раз подумала о том, как разительно изменились интерьеры особняка со времени их приезда. Сейчас дом больше всего напоминал… именно театр: багровые и чёрные портьеры, золотые канделябры, кресла с бархатной обивкой, толстые пушистые ковры. Красиво, но действует угнетающе. Впрочем, со вчерашнего дня, кажется, ничего не поменялось.

Коротать день в комнате, где продолжал висеть ложный Бен, никому не хотелось. Все разбрелись по своим спальням, где было чуть более уютно. Упав на кровать прямо в платье, Козетта принялась мысленно перебирать наряды, висящие в шкафу, чтобы выбрать самый драматичный из них для грядущего Спектакля. Что бы ни ожидало её впереди, Козетта не могла позволить себе выглядеть неряхой.

…Она с самого начала знала, что поездка будет нелёгкой, верно? В письме, которое она получила в Лондоне, был не только адрес, но и чек на внушительную сумму. Нервный витиеватый почерк уклончиво сообщал, что все необходимые инструкции «обворожительная Козетта» получит по приезде. В принципе, не обманул.

Маленький пистолет, спрятанный за корсажем, неприятно давил на рёбра, но это была успокаивающая боль. Козетта хищно улыбнулась, глядя в потолок: так просто она врагу не дастся! А вот что ждёт остальных…

Почему она должна об этом думать? Она же девушка! Это не она должна защищать, а её. Но в реальной жизни, к сожалению, часто приходится поступать наоборот: не спасаться, скрываясь за спинами других, а подставлять свою спину, чтобы за ней могли укрыться друзья…

Ладно, там видно будет.

Устав лежать, Козетта постучалась в комнату Соры. Та немедленно открыла дверь. Японка была занята важным делом: собирала свою куклу в дорогу. Фарфоровая девочка уже выглядела так, будто ей предстояло штурмовать вершину Эльбруса, а Сора всё доставала из комода какие-то кукольные одёжки.

– Ты лучше бы сама переоделась, – посоветовала Козетта, – у тебя есть что-нибудь поудобнее этой юбки?

Японка выглядела нелепо, как, впрочем, и всегда: грубые башмаки, грубые чулки, жакет и юбка из толстой и наверняка колючей шерсти.

– Зачем? Мы с тобой будем выглядеть как инь и ян, – улыбнулась Сора и снова склонилась к кукле. – А вот Хину надо приодеть. У неё очень слабое здоровье.

– Настолько слабое, что она уже умерла! – Козетта никогда не отличалась чрезмерным чувством такта. Но Сора не обиделась.

– Мёртвые не умирают до конца. Всегда что-то да остаётся.

– Эта фразочка могла бы звучать в романе ужасов! – Козетта присела на кровать рядом с Сорой. – Ты боишься?

– Не очень, – созналась Сора. – Боюсь, но… это такой спокойный страх. Наверное, я просто смирилась с тем, что было, и с тем, что есть. И ещё я рада, что рассказала всем свою тайну, и рада, что Хина простила меня. Ты знаешь, Куница сказал, что она меня простила!

– Ну если уж Куница сказал! – многозначительно протянула Козетта.

Она изобразила язвительную улыбку и задала коварный вопрос:

– Сора, ты будешь видеться с Куницей, когда мы отсюда выберемся?

– А мы отсюда выберемся? – девушка скептически пожала плечами. – Сомневаюсь.

– Ты ему нравишься, – сказала Козетта.

– Ты тоже, – в углах тонких губ Соры затаилась то ли улыбка, то ли гримаска обиды.

– Мужчины! – театрально вздохнула Козетта.

Обе рассмеялись, но Сора быстро посерьёзнела:

– Я почти не верю, что мы когда-нибудь покинем это место, Дори-тян. Но мне уже всё равно. Мне здесь нравится. Я даже начала называть особняк своим домом…

– Потому что у тебя нет другого дома? – Козетта догадливо сощурилась.

– Да. И потому что все вы – мои друзья. И ты, и Куница. И даже эти двое. У меня нет близких, кроме вас. Ну и Хины, конечно.

Тут Козетте стало не по себе. У неё тоже не было близких, только приятели, но она никогда не чувствовала одиночества и не мечтала обрести милый сердцу уголок, где можно целыми днями вязать коврики и навек забыть о путешествиях.

– Ну да, я… понимаю, – неуверенно сказала она.

– Нет, не понимаешь. Ты другая, – в словах Соры было немало горечи. – Ты сильная и самодостаточная, поэтому одиночество тебя не страшит. А я боюсь остаться одна. В больших городах так легко потеряться.

– Ну это как сказать, – протянула Козетта, – я порой и рада бы потеряться, но меня всегда находят. Не полиция, нет, заказчики. Слава обо мне идёт впереди меня. Знаешь, что? – внезапно предложила она, – Если нам удастся отсюда уйти… или если Куница нас выведет… я могу взять тебя с собой. Дальше у меня по плану Париж. Ты была в Париже?

– Нет, никогда. Козетта, неужели ты говоришь это серьёзно?

Круглое лицо девушки стало таким счастливым, что у Козетты комок подступил к горлу.

– Серьёзно! – в полный голос сказала она, чтобы не дать себе возможности передумать. – Поедем туда вместе. Ты будешь носить мои чемоданы. Я шучу, – поспешно добавила она.

И сама подумала: ты всё делаешь правильно. Возможно, скоро жизнь станет ещё интереснее.

Мы с Козеттой ещё долго сидели и разговаривали. Строили сумасшедшие планы на наше европейское турне. Она будет расстреливать бандитов и головорезов, а я буду при ней связным. Стану проверять направление ветра возле мишени и всё такое. Она будет выдавать меня за свою китайскую горничную, а я начну прикидываться, что не знаю ни одного цивилизованного наречия и вообще глупа, как пробка. Но на самом деле мы будем подругами. Лучшими подругами.

В этот последний вечер мечталось особенно сладко. Мы дурачились, хихикали, даже попрыгали на кровати. В какой-то момент я поняла, что совсем перестала думать о Хине. Но это меня не напугало. Теперь я знала, что она всегда со мной и не держит на меня зла.

Как же мне было хорошо! А за окном стремительно темнело. Короткий осенний день заканчивался. От волнения нам обеим совсем не хотелось есть, и мы решили не спускаться к ужину. Что-то неумолимо приближалось к нам, что-то наплывало, как грозовое облако, незримо преображая реальность, и мы обе это чувствовали. Поэтому говорили особенно громко, смеялись особенно весело, а в какой-то момент даже взялись за руки. У Козетты была сильная, тёплая и сухая ладонь.

Потом… сначала мы услышали скрип. Тот скрип, что обычно начинал звучать по ночам и прекращался с рассветом. Мы продолжали болтать, не обращая на него внимания, но скрип становился всё громче и громче. Я догадалась, что что-то происходит, только когда с трудом могла расслышать Козетту.

Мы замолчали и прислушались.